– Господи помилуй, прямо в кабинете? – спросил Рауль, которого обуревали негодование и в то же время смех.

– В нем самом, – кивнул Эдгар. – Это была та самая рыжая девчонка, Папия, по пятницам гонявшая свиней на рынок для продажи. Та самая, что сбежала от Мулен-ла-Марша, когда он уже готов был взять ее. Неужели ты ее не помнишь? Ну вот, теперь она живет во дворце Можера, разряженная в шелка и золото, как настоящая герцогиня.

– Грязная шлюха! – с отвращением сказал Рауль. – Вот, значит, что имел в виду Гале, когда резвился вчера вечером! Что ж, Можеру остается только надеяться, что эта история не дойдет до герцога.

– О, герцог непременно услышит ее, – жизнерадостно провозгласил Эдгар. – О ней знает уже весь двор.

– В таком случае, у нас появится новый архиепископ. Наконец-то, – сказал Рауль.

Молодой человек оказался прав, но, чтобы избавиться от Можера, герцог воспользовался вовсе не его любовными похождениями. Несмотря на то что Ланфранк заручился разрешением Папы на брак Вильгельма с Матильдой, а каменщики все еще ломали головы над планами строительства двух монастырей, которые стали платой за его согласие, невзирая на то что в браке у них уже родилось двое детей, архиепископ Можер не унимался, без устали выражая свое неодобрение. Тайные устремления Можера, подорванные падением его брата Арка, воплотились в злонамеренном желании лично сокрушить племянника, обретшего чрезмерное могущество. Поговаривали, что он вступил в переписку с королем Франции; правда это или нет, доподлинно никто не знал, зато, когда известия о бегстве короля достигли Руана, архиепископ изменился в лице, и те, кто стоял рядом, увидели, как в его глазах под набрякшими веками вспыхнула лютая ненависть. В пору расцвета Можер заработал себе славу коварного, хитроумного деятеля, но теперь состарился, и разочарование притупило его разум. Именно в этот столь неподходящий момент он решил объявить о расторжении двухлетнего брака, словно и не существовало полученного в Риме разрешения, а также отлучить герцога Вильгельма от церкви.

Это был тот самый предлог, которого и ждал герцог. Наконец-то на архиепископа обрушилась его тяжелая длань: Можера лишили епархии, обязали покинуть Нормандию не позже, чем через двадцать восемь дней. Его преемником стал некий Маврилий, монах из Фекама, человек чрезвычайно добродетельный и настолько же прославившийся своим целомудрием и воздержанием, как Можер – своими непотребствами.

В день отплытия Можера на остров Гернси, Гале выдернул табуретку из-под Вальтера Фалезского в тот самый момент, когда тот собирался опуститься на нее за герцогским столом, и тучный Вальтер с глухим стуком приземлился задницей прямо на тростник, устилавший пол.

– Кровь Христова, да я тебе башку снесу за такие шуточки, дурак! – прорычал Вальтер, уже замахиваясь для удара.

Но Гале проворно отскочил в сторону и пронзительно заверещал:

– Ага, вот и еще один из дядьев братца Вильгельма повержен!

Уголки губ герцога дрогнули в улыбке; придворные разразились хохотом, а добряк Вальтер поднялся с пола, улыбаясь во весь рот и добродушно покачивая головой.

Глава 4

– Двенадцатилетний благородный олень, монсеньор! – воскликнул один из охотников, перекрывая рев охотничьего рога, оповестившего о том, что добыча повержена. Он склонился над еще дышащим животным и обнажил охотничий нож.

Фитц-Осберн с отвращением воскликнул:

– Бьюсь об заклад, это та самая животина, которую я так и не смог загнать вчера. Вам во всем сопутствует удача, монсеньор.

Но Вильгельм не ответил; он смотрел на свой лук с таким видом, словно впервые увидел его.

– Хотел бы я научиться стрелять так же, как он, – заметил Эдгар, обращаясь к Раулю. – Он же почти никогда не промахивается.

Рауль рассеянно ответил ему что-то. Он не сводил глаз с герцога, спрашивая себя, что с ним сталось, раз он так странно повел себя.

А герцог держал в руке стрелу; положив ее на палец и не давая упасть на землю, Вильгельм о чем-то напряженно размышлял. Фитц-Осберн, тоже обратив внимание на его необычное поведение, поинтересовался, не случилось ли чего. Но герцог, похоже, не слышал его. Еще несколько мгновений он машинально крутил стрелу в пальцах, а потом резко вскинул голову и спросил:

– На сегодня с меня хватит. Рауль, ты едешь со мной?

– Как, мы же едва-едва начали! – вскричал Фитц-Осберн. – Неужели вам уже прискучило, сеньор? Альбини, ты тоже уезжаешь? Эдгар, до сих пор тебе не везло: хоть ты-то останешься?

– Мне нужен один Рауль, – не оборачиваясь, бросил герцог.

Они бок о бок поехали по лесной дороге. Герцог впился зубами в свой хлыст и хмурился, как бывало всегда, когда он напряженно размышлял о чем-либо. Спустя некоторое время Рауль поинтересовался:

– Итак, сеньор? Что случилось?

Вильгельм повернулся к нему.

– Рауль, тебе никогда не приходило в голову, что стрелы можно использовать и в бою?

– Стрелы? – удивленно переспросил Рауль. – Разве такое возможно?

– А почему нет? – герцог пришпорил коня. – Дружинников можно научить стрелять из лука. Они могут носить его вместе с гизармой [44] . – Он смотрел куда-то прямо перед собой, все еще хмурясь. – Нет. Воин, сражающийся копьем или мечом, должен еще держать и щит. Нужен какой-то другой способ.

– Если стрелой можно убить зверя, то и человека тоже, разумеется, – медленно проговорил Рауль. – Но как лучник сможет хорошо прицелиться в толчее боя? Да и его самого наверняка зарубят, потому что он не сможет защищаться.

– Да, если окажется в самой гуще, – согласился герцог. – Но мои лучники могут стрелять с расстояния в сто шагов, и потому у них не будет необходимости защищаться. – Глаза Вильгельма загорелись, и он порывисто воскликнул: – Клянусь Богом, кажется, я разгадал загадку, которая столько времени не давала мне покоя! Полагаю, лучники могут посеять панику в рядах противника.

– Как и копейщики, – возразил Рауль, которому откровенно не нравилась эта затея.

– Но пока мы сражаемся врукопашную, побеждает всегда тот, кто сильнее, – настаивал Вильгельм. – Если король вновь перейдет границу с большой армией, как ты думаешь, я смогу заставить его повернуть обратно? Да, если мне опять удастся заманить его в ловушку. Однако что, ежели мне придется помериться с ним силами в открытом бою, так, как мы сделали это у Валь-э-Дюн? Что тогда? – Герцог ненадолго умолк. – А вот если бы у меня были лучники, способные вести огонь из безопасного места? Клянусь распятием, вот тогда можно было бы и поломать голову над стратегией!

– Да, но если вы отведете этих лучников назад, сеньор, то они будут вынуждены стрелять в спину своим же рыцарям, – возразил Рауль.

Герцог ненадолго задумался.

– Верно. А если я поставлю их так, чтобы они могли вести огонь по вражеским рядам, то они все равно могут попасть и в моих людей, сражающихся в рукопашном бою. – Он вновь обернулся к Раулю, лицо Вильгельма казалось возбужденным, а уголки губ начали приподниматься. – Рауль, поверь мне: я придумал, как можно воевать по-новому!

Рауль изумленно пробормотал:

– Монсеньор, вы ведь не станете посылать нас, своих рыцарей, в бой с луками вместо мечей?

– Нет, но разве ты не видишь, что в сражении могут принимать участие не только рыцари, вооруженные мечами? А что, если первый удар нанесут мои лучники с расстояния, скажем, в шестьдесят или сто шагов?

– Ну да, в таком случае они убьют или ранят многих, – признал Рауль. – Это значит, вы пошлете их вперед? А где будут стоять ваши рыцари?

– Выстроятся позади них в качестве поддержки, – тут же ответил герцог.

Рауль вновь согласно кивнул.

– Враг атакует: как мне представляется, первый удар придется именно по вашим лучникам, и вы можете сказать им прости-прощай!

– Нет, не так. Они отступят за линию кавалерии. Это легко можно сделать. Что думаешь? Ну же, не хмурься: я пока еще не сошел с ума.